МЕМОРИАЛ ПОБЕДЫ
Забвению не подлежит.
Праздник Рождества Пресвятой Богородицы (Пречистая) в Старом Ропске — престольный. Во все времена к нему в селе готовились по-особенному. Но, надо полагать, никогда прежде с таким трепетом не встречали Пречистую как в сентябре 1943 года…
Вот уже два года с лишним жители края находились под постоянной угрозой: фашистские оккупанты, установив свой «новый порядок», диктовали такие условия, что становилось невмоготу. Молодые люди 1925, а затем и 1926 года рождения, подлежали угону на принудительные работы в Германию. Любое проявление сопротивления оккупационным властям каралось по самым строгим меркам — вплоть до казни.
Это еще в какой-то мере людям везло, что на постой в селе определили итальянскую воинскую часть, основу которой составляли люди не столь агрессивно настроенные. Во всяком случае с их стороны зла и немотивированных угроз староропцы не видели.
Однако каждый месяц оккупанты продолжали отбирать молодых и крепких парней и девчат для отправки в рейх. Горе в любой момент могло постучаться в дверь каждого сельского жителя.
И вот — 21 сентября 1943 года — из дома в дом, как самую желанную, самую дорогую, люди передавали весть: — Сегодня у нас престол, а не пройдет двух-трех дней, будет на нашей улице и еще один праздник. Слышали от партизан, что Красная Армия гонит немчуру по всему фронту, вот-вот будет у нас… Вроде бы, идут бои совсем рядом, со стороны Сушанов. Да и выстрелы уже слышатся. Скорее бы…
Знать бы, какой бедой обернутся события в ближайшее двое суток для жителей Старого Ропска и его окрестностей! И с какой невиданной жестокостью, необъяснимым зверством проявят себя захватчики, срывая военные неудачи, позор отступления на людях мирных, невинных, беспомощных!
Что было им, палачам, до нашей боли, страданий, нашей православной веры? Ведь их фюрер столь многое обещал им в случае победы — стать властелинами вселенной и наделить представителей «высшей расы» безропотными рабами из числа граждан угнетенных народов. И многие «воители» уже видели себя в роли господ. Ан нет! Обещания не сбывались, им «недочеловеки» показывают «от ворот-поворот».И бессильная ярость неудавшихся «хозяев жизни» нашла выход — обрушилась на головы ни в чем неповинных людей.
«Уходим в Ситники…»
…На краю Старого Ропска — урочище Мошки. Место, удобное для деятельности партизан. Село вроде бы и рядом. Но по соседству и спасительный лес — Ситники. Его массив служит для народных мстителей укрытием, вторым домом. В сумерках партизаны пробираются в Мошки — чтобы получить от местных жителей нужные сведения, какую-то помощь.
Матрена Васюкова — одна из тех, кто печет для партизан хлеб. Старшей ее дочери — Агафьи — в Мошках нет: еще до оккупации погнала колхозный скот вглубь страны. От нее — никаких вестей. В доме с матерью — младшая дочь — Шура, ей всего-то двенадцать лет. Но для матери — подмога и опора.
Не их ли, жителей Мошков, партизаны одними из первых предупредили: — Вот-вот в село войдут каратели, бегут, как крысы. И, отходя, жгут жилища, грабят, убивают… Уходите в лес, там переждете…
Впрочем, убеждать сельских жителей в необходимости подобного шага, не приходилось. Каждый понимал: надо себя обезопасить.
Кто был в силах, грузил на возы нехитрое имущество — отправлял его в лес. Многие, захватив с собой детишек, спешили туда же, в Ситники, где надеялись укрыться. В чащу не забирались, располагались, как правило, на опушках — чтобы было легче потом возвращаться обратно.
Разве только староропцы спешили в Ситники? Бок о бок с ними в лесу оказались соседи — жители Нового Ропска, Сачкович, Могилевец, поселка Чадица…
— Уходим в Ситники! — как пароль передавали люди призыв друг другу. — Там нас никто искать не будет.
…Татьяне Севастьяновой шел пятнадцатый год. С мамой и сестрами они отвели корову в лес и бегали туда, чтобы сдаивать молоко прямо на землю. Корова ведь — кормилица, не подоишь вовремя — загубишь.
Сами прятались поблизости, в яме. Таня бежала к ней и видела: на возу к лесу едут двое гитлеровцев, один — верховой, у них там — тягло. По-видимому, намеревались отлавливать домашний скот.
Внезапно со стороны лесной опушки прогремели выстрелы. Верховой повернул коня, и во весь опор помчался обратно в село.
С этого момента всё и началось…
«Прощайте, мальчики!»
Мы уже никогда не узнаем, кто открыл ту стрельбу. Возможно, подростки, у которых случайно оказалось оружие. Так, по крайней мере, считают некоторые старожилы. Но известно, что один из солдат вермахта был убит. Тут же каратели — в отместку — принялись жечь дома и расправляться с людьми.
…Матрена Васюкова в лес не ушла. Она только что вытащила из печки свежевыпеченный хлеб — партизаны обещали прийти за ним с минуты на минуту. Но вместо них в избу зашли немцы. Женщину вывели во двор, навели на нее автомат. Матрена перекрестилась. Фашист повернул ее лицом к себе. Всё происходило быстро, без слов. Васюкова готовилась к самому худшему. И вновь осенила себя крестом. Внезапно солдат с силой толкнул ее, и Матрена упала. А тот, перешагнув, ушел. Другие солдаты тут же подожгли избу. Дочь — Александра — вскочила в дом, уже охваченный огнем, успев выхватить лишь буханку хлеба.
Немец пошел по улице дальше. Заметил Феоктиста Джуренко, который в фуражке нес яблоки. Солдат жестом подозвал его к себе и внезапно выстрелил в упор — в живот. У того вывалились внутренности. Избу Джуренко подожгли тут же…
По местным меркам называется та местность Хуторище. Оно горело. Рядом — Закруча.
Соседи с этой улицы ушли в лес, а куда бежать Ефросинье Григорьевне Винниченко? Муж у нее — на фронте. С ней — детки: Людочке — 12 лет, Пете — 11, Тамаре — 7, а Олечке только годочек исполнился. Не очень тут разбежишься.
— Вот что, сыночек, — это мать Петру, — уходи с людьми, может быть, хоть ты спасешься…
Мальчик последовал совету. Потом, уже через два дня, когда односельчане стали возвращаться обратно, и Ефросинья Григорьевна сбилась с ног, разыскивая сына понапрасну, как задремала и ей пригрезилось, что к ней подошла незнакомая женщина и молвит: — Сыночка ищешь? Его найдешь — и указала где. — Не скорби, он совсем и не мучился… Ноги сами принесли к тому месту. Где действительно ее Петенька там и лежал — пуля вошла ему в затылок…
Такое же горе и у соседки: — Фрося — крик застревает у нее в горле — дом сгорел, и моего сына тоже убили, ничего больше нет…
Мальчиков так и похоронили — в одной могилке.
Гитлеровцы тем временем, поджигая дома, направились к Ситникам.
…Отец Татьяны Степановны Севастьяновой сторожил на торфянике. Когда стрельба в округе усилилась, он забрался в груду торфа, заложился им. В отверстие увидел: из леса вышел мальчишка — одиннадцатилетний Коля, хорошо знакомый Степану Севастьянову. На руках нес полуторагодовалого соседского ребенка. Фашисты наставили на детей оружие. — «Пан, пустите нас, дитенок ведь у меня», — обратился мальчик к офицеру. В ответ раздались выстрелы. Оба ребенка погибли сразу…
Рядом со смертью
Вскоре каратели оцепили Ситники. Ту часть лесного массива, где пытались скрываться жители. При этом простреливали все вокруг.
— Бежим дальше, — это пятнадцатилетняя Нина Дюба обращается к Оле Бескаравайной.
Обе сорвались с места. — Не отставай, Оля, — кричит Нина. Обернулась, а та уже мертва — сразила шальная пуля…
…Александра Винниченко с подружкой укрылись в каком-то окопчике. Когда поднялась стрельба, обоим стало страшно.
— Бежим отсюда, — это Шура — подружке. А та — не хочет.
Шура вскочила, добежала до большого, разросшегося лозового куста. Минута-другая — и подружка к ней присоединилась. Сидят— ни живые, ни мертвые…
За ними, откуда ни возьмись, увязался теленок. Да не отходит — так у куста и вертится. Глядят девчонки, идет к ним немецкий солдат: здоровый такой, рыжий. И шагает немец прямо на теленка. Вот уже в пяти шагах от него, и девочек тоже. Вдруг — внезапно — громко фыркнул конь, который бродил неподалеку.
Солдат резко повернулся и ушел — по направлению к месту, где девчата совсем недавно скрывались. Они сидели в кусте до самой темноты, а затем обратно перебрались в окопчик. Там их и нашел отец подружки Шуры. Подошел к окопчику, а тот оказался исколот весь штыком.
— Девочки, вы живы? — это он шепотом и с непередаваемым ужасом сказал, увидев такую картину.
— Мы обе заплакали, — вспоминает Александра Ильинична Винниченко. — Он упал на колени и тоже заплакал... Как такое забудешь?
«Без тебя жить не смогу…»
Разгоряченные собственной вседозволенностью, распаленные при виде пролитой ими крови, каратели не знали удержу. В своем остервенении крушили все вокруг, моральных преград для них не стало.
В Старом Ропске стали выгонять из домов подростков, стариков, тех, кто не успел уйти в лес.
…В домишке на горке жили молодожены Севастьяновы — Павел и Ольга. Года еще не было их семье; надышаться, нарадоваться друг другом оба не могли. Что может быть слаще счастья, когда люди так любят друг друга! Да и было еще чем жить: Оля находилась на сносях — на последнем месяце беременности. И молодые не чаяли увидеть своего первенца, так ждали этого часа!
…Гитлеровцы вывели молодых супругов, определили в расстрельную колонну.
— Что же вы делаете? — не выдержали односельчане, что стояли с Севастьяновыми в одной колонне, бок о бок. — Если уж так, нас убивайте, а ее отпустите — указали на Ольгу. — Дитя ведь ждет!
Как ни лютовали палачи, а тут вдруг согласились.
— Выходи, тебя отпускаем, — жестом указали на женщину.
Она обернулась, бросилась Павлу на шею. — Никуда не уйду. Если мужа убиваете, то и меня тоже… Не могу жить без тебя, родной!
Расстреляли всех.
…Сделаю отступление. Был поражен, услышав эту историю. Занозой в сердце стало известие, что, оказывается, на «белом погосте» села сохранилась фотография обоих.
Вместе с Валентиной Григорьевной Войтешенко, верным и надежным моим сопровождающим по местам описываемых событий — из числа местных жителей, — торопимся отыскать захоронение. Надо знать рельеф местности Старого Ропска: село — на холмах. На спуске одного из них «задымил» мой старенький «жигуленок». Теперь весь остальной путь — только пешком.
Могилу искали недолго. Она ухожена тщательнейшим образом: ограда и крест покрашены. Холмик, под которым покоится прах погибших, аккуратно обустроен. На кресте фотография — на ней облик людей, чья любовь, верность друг другу и теперь, многие десятилетия спустя, вызывают у односельчан чувство поклонения.
«Война кровь любит»
Георгий Федорович Калеников – один из жителей села, которому довелось стать очевидцем событий неописуемо страшных.
…В тот роковой час семилетние Володя Филонов, Жора Калеников забрались в сараюшку. Их привлекало, что оттуда — в щелочку — можно было достаточно ясно разглядеть всё, что происходило напротив.
А происходило там следующее. В большое помещение сарая или гумна сгоняли людей — отовсюду. И было несчастных много.
Потом их стали выводить по нескольку человек на улицу и… методично расстреливать из автоматов. Тут же находился офицер. В руках он держал пистолет, из которого добивал раненых.
От ужаса увиденного мальчишки потеряли дар речи. Видеть, что происходило дальше, было невмоготу. Они бросились наутек от места казни на Заречье, где с грудными детьми укрывались их матери. Ребятам удалось уцелеть чудом.
…Тогда, на месте массовой казни мирных жителей, выжили лишь двое. Восемнадцатилетняя девушка Анна Гарбуз, которая забралась под стреху (кровлю сарая) и мужчина — житель Сачкович. Тот был ранен в ногу, упал чуть раньше других, и его накрыло трупами других людей.
Позже он смог выбраться из завала, его подобрала, отмыла от крови и спрятала Мария, местная жительница.
В Старом Ропске живет Ольга Михайловна Панкратова. Она вспоминает: — Людей расстреляли на рассвете. Мать взяла ее, шестилетнюю, на руки — дочь была больна — и побежала к месту расстрела. Кто-то сообщил, что там видели труп их близкого родственника.
Картина предстала перед глазами невозможная: убитые лежали с оторванными черепами, у некоторых были вывернуты внутренности, вокруг — кровь, кровь, кровь…
Девочка закричала. Мать с ней убежала обратно. И долго еще Ольга не могла бывать там, где свершилась расправа с людьми. До сих пор ей кажется, что земля вокруг — пропитана кровью…
…А что испытывал отец двух подростков — Петра семнадцати лет, и Николая — четырнадцати, отыскав расстрелянных своих сыновей?!
Как вспоминает Александра Ильинична Винниченко, это были ее двоюродные братья. Когда парней вели к месту казни, Коля — происходило всё уже в селе — бросился бежать в заросли кукурузы,где и нашла его пуля. Отец, когда поднял ребенка на руки, почувствовал: в руки ему выпали мозги сына…
Семилетний Валентин Макаревич с сестрой и матерью оставался в селе, а вот отец и Миша — старший его брат, шестнадцатилетний, укрывались в лесу. Однако гитлеровцы схватили обоих. Перед тем, как расстрелять, ночь держали в их же доме. Наутро мать вышла доить корову, увидела — стоит на крыльце офицер, курит. Хотела перед ним упасть на колени, просить за мужа и сына, но вспомнила: под лавкой лежат двое младшеньких. Если и ее заберут немцы, что будет с детьми? И просить не отважилась. Вскоре задержанных увели и расстреляли. А женщина до конца жизни не могла простить себя за нерешительность. Уйдет в лес, воет и волосы на себе рвет.
…На другой день после трагических событий в село вступили советские солдаты. Усталые, измученные вконец, в гимнастерках, белых от пота, солдаты пришли как избавители от коричневой, человеконенавистнической чумы. Каратели сопротивление оказать не успели, бежали, вступить в бой не решились. Им куда безопаснее было глумиться над беззащитными, безоружными людьми…
Всем миром…
…В Старый Ропск приехал ранним утром. Травы и кустарники сгибались от сентябрьской росы. В луговинах оглушающе трещали кузнечики. Миром и покоем веяла тишина.
А в центре села группа мужчин обустраивала территорию у Креста, который только что был установлен на месте казни односельчан.
— Когда мы сообща приняли решение таким вот образом увековечить память об убиенных и обратились за помощью к жителям — никто, ни один человек не отказал в посильной помощи или пожертвовании, — говорит Нина Николаевна Домантович. — Более того, вот у Креста работает Роман Слайковский. Он с женой перебрался в Климово, а когда узнал, чем живет родное село, приезжает и работает. И не он один…
Никто со стороны не намекал староропцам о том, что они должны бы взять на себя заботу об увековечивании памяти о душах безвинно загубленных людей. Всем миром — сообща — взялись за дело.
И всё же не могу не назвать имени Нины Николаевны Домантович. В свое время уроженка Старого Ропска уехала из села, училась, работала на Николаевщине — на Украине. Некоторое время назад вместе с мужем вернулась на свою малую родину. И принялась по крупицам восстанавливать картину трагического былого Старого Ропска. В том, что просила очевидцев прошлого или тех, кто помнит об этом по воспоминаниям близких поделиться пережитым — ее заслуга. Низкий поклон и благодарность! Кстати, именно они, эти воспоминания, собранные Н.Н. Домантович легли в основу данной публикации, к другим мы вернемся позднее. Разумеется, что-то будет уточняться, дополняться, но начало положено…
Сразу же откликнулись на доброе дело, оказывают помощь и другие прихожане церкви Рождества Пресвятой Богородицы. Храм этот также восстанавливается нынче в селе.
Деятельное участие принял и отец Димитрий, иерей храма Успения Пресвятой Богородицы в Климово. Его, кстати, ждут в Старом Ропске и на освещение Креста, которое предполагается провести 22 сентября.
Много труда, душевных сил вкладывает теперь в ставшие ей необходимыми общественные обязанности Валентина Григорьевна Войтешенко.
Валентин Дмитриевич Макаревич, Георгий Федорович Калеников, Татьяна Павловна Севостьянова и другие староропцы, которых мы уже упоминали ранее, помогают восстанавливать картину, делятся горькими воспоминаниями, которые никогда не изгладятся из их памяти.
Поддержал инициативу староропцев и глава районной администрации Сергей Владимирович Кубарев.
— Пройдут годы, вырастут у нас новые поколения. Придет ребятня к Кресту узнать для чего он тут — взрослые расскажут. И память о наших мучениках-земляках будет жить… Вот так буквально — слово в слово — объяснили ситуацию журналисту люди, которые обустраивают место гибели односельчан. Мертвые за себя постоять не могут, это надо сделать нам, живым…
Подобными благородными порывами души и формируется гражданское общество…
…Тему трагедии в Старом Ропске, случившейся в сентябре 1943 года, мы не закрываем. Известно, что затем некоторых людей, погибших в те дни, увезли и похоронили их родственники и на погостах соседних сел.
Снимок с одного из них — у храма Покрова в Сачковичах — привожу.
Надеемся, что на данную публикацию откликнутся и другие очевидцы событий, их родственники. Мы обязаны восстановить имена всех земляков, жизнь которых отобрала война. Такое не должно повториться. Нигде и никогда.
Александр КОВАЛЕВСКИЙ.
Фото автора.
Ссылка: http://bryanskrai.ru/www/klimovo/show/2389/
