Анна Ковалёва: «В партизаны уходили всей семьёй…»

     Разведчик почепского партизанского отряда имени Фурманова Анна Ковалёва нашла отличный способ избегать порядком надоевшего ей вопроса о возрасте. Всем, кто, округляя глаза, интересуется: «Неужели вам и правда 91 год?!» — ветеран Великой Отечественной войны отвечает: «Нет. Приписала себе… лет сорок!» А потом серьёзно добавляет: «Чтобы прожить долго и сохранить молодость души и красоту, нужно всего-навсего никогда не желать зла другим людям». Накануне всероссийского праздника Дня партизан и подпольщиков корреспонденты «Брянской ТЕМЫ» побывали в гостях у Анны Семёновны и разузнали её удивительную боевую историю. От первого лица.
• • •
     Без смекалки в разведке делать нечего. Однажды отправили меня на задание — разузнать, сколько фашистов в селе Милечь, где до начала войны я училась в школе. Но как объяснить местным властям, что я там делаю в разгар оккупации? Сразу ведь заподозрят! Решила идти к директору школы — завербованному, предателю. Пришла, прикинулась глупенькой: «Семь классов я окончила, а документы вы мне так и не дали. Я поступать хочу. Выдайте мне аттестат!» Разозлился: «Это куда ты поступать собираешься? К партийным?!» Нет, отвечаю, что вы, до партийных ещё не доросла. Директор скомандовал: «Уходи отсюда по добру, по здорову». А мне только это и надо было. Развернулась и в отряд пошла, а по дороге всё высмотрела — сколько фашистов в селе, сколько техники.
• • •
     Я с детства была общительной. Не боялась выступать на людях. А чего стесняться, если глупостей не говоришь?
Первый раз перед публикой читала доклад… в 4-м классе! На 29-ю годовщину Октябрьской революции меня пригласили выступить на митинге в колхозе, где работали мама и папа. Речь я быстро заучила — одно только слово не давалось: «пролетариат». Каждый день, на 6-километровом пути из нашего хутора в школу, повторяла это слово. И вызубрила. И выступила хорошо. С тех пор не боялась общения с людьми. В разведке это качество оказалось очень полезным: бывало, заночуешь у хозяйки в Севске или Навле, и слово за слово она много интересных фактов выдаст — сама того не ведая.
• • •
     16 лет мне было, когда началась война. Я мечтала поступать в медицинский, и вдруг такая трагедия. С первых дней на фронт ушёл мой старший брат Никита, 26 лет. Больше мы его не видели. Погиб под белорусским городом Барановичи. Средний брат встретил войну на японской границе. Младший братик был тяжело ранен в самом начале войны и отправлен в госпиталь на Большую землю. Чудом выжил. Остались на хуторе мы с сестрой Надей, мама и папа.
• • •
     Немцы пришли на наши земли в сентябре. «Столицей» для них стал Красный Рог, там они и обосновались, но иногда наведывались в окрестные деревни. Приезжали всегда в сопровождении полицаев, забирали кур, свиней, молоко, картофель — все съестные припасы. Но скотины в колхозах уже не было: многие животные были эвакуированы ещё до начала оккупации. К сентябрю труженики успели сдать государству и зерно. Только на личных подворьях остались кое-где коровы да лошади.
• • •
     Бывало, утром партизаны на хутор приезжают, вечером — фашисты. Всегда нужно было держать ухо востро. Папа мой был человеком опытным в военных делах — за плечами Гражданская и финская войны. На фронт не призвали. Возраст. Папа держал связь с партизанами.
     Однажды ближе к вечеру на хутор приехали двое полицейских и немец. Переоделись в плохонькую одежду, решили притвориться партизанами. Немец молчал, говорили предатели: «Нам у вас товарищей подождать нужно. У нас тут встреча назначена». Ну, ответил папа, заходите в хату, раз назначено — ожидайте. А мне громко крикнул: «Аня, что ты бездельничаешь? Корова целый день в стойле стоит, пойди попаси!» Я сразу смекнула, в чём дело. Взяла хворостину, лениво выгнала бурёнку со двора, а потом поскорее погнала животное на окраину хутора, поближе к дороге. Гляжу, и правда — на телеге едут партизаны. Я им сигнализировала, что в деревне опасность, а сама погнала корову на луг. Полицаи пробыли до заката и уехали.
• • •
     Отец с матерью ушли в отряд первыми. Вскоре последовали мы с Надей: она — в баумановский, я в фурмановский. Хутор фашисты сожгли дотла. В чём были, в том и пошли в лес.
Первый месяц новобранцы проходили обучение: учились управляться с карабинами, винтовками, гранатами-лимонками, ползать по-пластунски, распознавать минные поля. Эдакий ускоренный курс молодого бойца. А потом сразу — в разведку.
• • •
     Самое страшное на задании — заминированные поля. Не смерть пугала, а то, что руки-ноги оторвёт. А ещё боялась, что фашисты вычислят партизана и затравят собаками. Страшно быть загрызенной живьём.
• • •
     В разведку ходила чаще всего с Федей Белоножко, моим ровесником из Старо-Красной слободы. Отправлялись в Навлю, Севск, Трубчевск. Чем ближе к дому, тем опаснее показать, что ты тутошний. А вдруг кто узнает? Чем дальше от дома, тем легче.
     Нашей экипировкой были лохмотья, холщовая сумка через плечо (вроде как для подаяния!) и голодный, неопрятный вид. Притворялись попрошайками, сиротами.
     Как-то пришла в Севск, разведать, сколько там расположено техники, сколько фашистов. В один дом постучала, в другой, а сама ищу, где живёт староста. Женщина одна говорит: «Деточка, ты только в 4-й дом не ходи, там полицаи, они злые». А для меня это прямая наводка!
     Подошла к крыльцу. Вижу — рядом с огромной, привязанной на верёвку овчаркой стоит чугун с пареной картошкой для поросёнка. Страшно было руку протянуть, но очень уж есть хотелось — три дня в дороге голодовали с Федькой. Я зачерпнула картошки в руку, а на крыльце уже хозяйка кричит: «Жрать хочешь, сволочь!» Я картошку вернула в чугун, руку вытерла: «Извините, не буду…» Погодь, говорит хозяйка, вынесла мне хлеба, две картошины, подгоревший кусок сала. Поблагодарила, пошла дальше. По дороге немцы встретились. Обыскали меня, прикрикнули: «Швайне русиш!» — но отпустили с миром, да ещё два кусочка сахара дали. Кланяюсь, а сама машины в кортеже считаю: одна, две, три… двадцать три.
     В другой раз у полицая ночевала. Он злой был, белобрысый, морда большая, как у коня. А жена, хозяйка, — простая женщина, добрая и душевная. Разве она виновата, что ей доля такая выпала? Пожалела она меня, накормила, на ночь приютила. Но пришлось соврать, что я сирота, что воспитывалась в детдоме в Брянске, а когда пришли немцы — ушла, куда глаза глядят. Мол, есть хочу, переночевать негде. Она слушала и плакала. Русский народ такой: если бьёт — до смерти, а если не бьёт, то обязательно пожалеет.
• • •
     В разведку частенько отправляли несколько групп: перепроверяли данные. А может, мы врём? Как доверять соплякам? Но таких случаев не было, чтобы сами количество машин да оккупантов сочиняли. Мы же искренние были, откровенные. Мы фашистов хотели победить.
• • •
     В отряде я провела 2 года и 8 месяцев. Тяжело далась нам первая зима, когда в морозы ночевали в шалашиках из лапника. Землянок в первую зиму не успели построить, спасали костры.
А ещё обувь… У меня размер — 34-й, а выдали мужкие ботинки 40-го. Приходилось надевать их на свою старую растоптанную обувь, перевязывать верёвками.
• • •
     Ранена я была дважды: в левую ногу и в правую. Первое ранение случилось в окрестностях Навли. Раненых было много, а медицинских средств на всех не хватало. Что говорить: парашюты резали на бинты. Дело было летом, на третий день в ране завелись жирные черви. Кто-то посоветовала обрабатывать мочой. И правда помогло.
     Второе ранение получила недалеко от Трубчевска, на Радуницу. Бой был страшный, меня опять чиркнуло. Не помню, сколько мы шли по лесу, боли я совсем не чувствовала. Только через некоторое время показалось, что сапог мой совсем промок. Спрашиваю у ребят: «Когда это мы по болоту шли?» А они строптивые были: «Это ты, трусиха, описалась…» Только один, который постарше был, защитил: «Ты посмотри, дурак, у неё сапог порван пулей». Стащили обувку, а там сгустки крови…
• • •
     Больше всего запомнился мне один эпизод: шёл страшный бой, с обеих сторон — автоматные очереди, крики. Вдруг наш переводчик заметил двух молодых фашистов и кричит им на немецком языке: «Идите сюда, там партизаны!» Солдаты поползли на крик, мол, «зер гуд», сейчас всех перестреляем. Но не тут-то было — наши сразу их взяли. Старый партизан схватил одного за шиворот и, не стесняясь в выражениях, заревел: «По Москве пройтись хотите?! Я в Москве ещё не был, и тебе не бывать!» Прижал к земле и пристрелил.
• • •
     Советские войска освободили нас 20 сентября 1943 года. В лесу мы встретились с 13-й армией: солдаты пошли дальше на фронт, а мы — по своим деревням. Мне идти было некуда, отправилась в Почеп, нашла приют у одной семьи на окраине города.
     Мама чудом спаслась из концлагеря под Севском, пленников освободили партизаны. Папу угнали в Германию, вернулся он уже после окончания войны. В мирное время родители прожили недолго: мама умерла в 1946 году, папа погиб под колёсами автомобиля в 47-м.
• • •
     По-настоящему мы оправились от войны, когда отменили карточную систему, когда впервые отъелись вдоволь.
     Я закончила торгово-кооперативный техникум в Брянске, распределили меня в Почеп заведующей магазином райпартактива, где отоваривались семьи Героев Советского Союза, секретарей райкома, сотрудники прокуратуры, КГБ, милицейские чины. Девчонки-продавцы иногда больше двух месяцев не задерживались — не выдерживали. А я не боялась, например, сказать капризной супруге какого-нибудь руководителя, которая всю войну провела в эвакуации: «Где ты в войну была? Сидела? Вот и молчи!» Я ведь с секретарём райкома в одном партизанском отряде была. И, знаете ли, действовало!
• • •

     Замуж вышла в 1947 году — за фронтовика, танкиста, а после войны — инструктора райкома. Нажили двух детей, четырёх внуков и правнука. А вот дом достроить не получилось, всё время не хватало денег: пока одну ссуду выплатим, пора вторую брать. В торговле я проработала полвека без 4 месяцев, на пенсию выходила с должности заведующей буфетом в самом крупном почепском ресторане.
• • •
     Многие не верят, что я перешагнула 90-летний рубеж. Говорят, не выгляжу на свои годы, и обязательно интересуются секретом долголетия. А он у меня простой: не быть злым, не сердиться — это убивает в нас силу духа и бодрость. Быть миролюбивым, улыбчивым и никогда не желать зла другим. В общем, в любых условиях оставаться человеком.

Июнь 2015 г., журнал «Тема», текст Александра Савелькина, фото Михаил Фёдоров
Тема: https://tema32.ru/articles/2015/92-93/1448/