Я внук Марчука Николая Петровича – командира 287 медсанбата 308 Гуртьевской дивизии, который прошел всю войну от боев под Ельней, затем с 308 дивизией под Сталинградом и Орлом – до Польши и Германии в 1945 году. Он был дважды ранен, контужен, ему приходилось с оружием в руках отбивать атаки окруженных немцев в Белоруссии под Рогачевым. Он умер от тяжелой болезни в 1966 году, его уже нет с нами более 50 лет, но в нашей семье свято чтят память нашего деда. Перед уходом из жизни он написал свои воспоминания, которые я впервые опубликовал в книге «Однополчане» в соавторстве с А.Д.Демидовым в 2015 г. Привожу отрывок из воспоминаний гвардии подполковника медицинской службы Николая Петровича Марчука:
БРЯНСКИЙ ЛЕС
После взятия Орла и похорон генерала Гуртьева дивизия во втором эшелоне 3-ей армии продолжала наступление на город Брянск. Начались могучие знаменитые брянские леса, в которых действовали наши славные партизаны, нанося противнику большой урон. В начале сентября начались дожди. Дороги во многих местах размыло. Лесные и полевые дороги для автотранспорта стали труднопроходимыми. Доставка продовольствия, боеприпасов и эвакуация раненых в тыл из-за плохих дорог стали делом очень трудным. Постоянно ощущалась нехватка бензина, который на плохих дорогах расходовался вдвое или втрое против нормы. Машины буксовали на лесных и проселочных дорогах. Не хватало автомашин. Бензин и автомашины были первой заботой на этом боевом участке. Пехотные части нагружались боеприпасами индивидуально, минометчики несли на себе 80 и 120-миллиметровые мины. Несли на себе и 80-миллиметровые минометы.
Вскоре дивизии была поручена очень ответственная боевая операция. Глубокой тыловой разведкой войск и разведкой партизан было установлено, что в Брянском лесу на станции Олсуфьевская немцами оборудован крупный аэродром с подземными складами для бензина и большими складами боеприпасов. На аэродроме базировалось большое количество боевых самолетов, до 60-80 единиц. С этого аэродрома немецкая авиация наносила по нашим войскам бомбовые удары и мешала успешному продвижению вперед. Наше Верховное командование приняло решение о захвате этого аэродрома. Выполнение этой задачи было возложено на 2-ой Донской кавалерийский казачий корпус.
В начале сентября, в одну из темных осенних ночей казачий корпус на узком участке фронта прорвал позиции противника и, сохраняя строжайшую маскировку, лесами устремился к аэродрому. Шли ночами, а днем маскировались в лесах. Проводниками были местные жители, хорошо знающие местные особенности. Немцы их не обнаружили и совершенно не подозревали, что в тылу у них находится целый кавалерийский корпус. Корпусу удалось подойти незамеченным до самой станции Олсуфьевская, окружить ее и занять исходные позиции для атаки.
С наступлением вечерней темноты корпус совершил неожиданный налет на аэродром, уничтожил перепуганный личный состав и захватил все самолеты, находившиеся на нем. Горючее и боеприпасы тоже были захвачены. Операция прошла блестяще, были подбиты во время кратковременной перестрелки 10 боевых самолетов, а 65 самолетов были захвачены исправными. Только на второй день утром немецкое командование узнало о захвате аэродрома и стало принимать меры к ликвидации прорыва.
Командир кавалерийского корпуса, захватив аэродром на ст. Олсуфьевская стал немедленно расширять захваченный плацдарм во всех направлениях. Кавалеристы занимали близлежащие населенные пункты, выбивая из них немецкие гарнизоны. Казаки успешно расширяли плацдарм. Немецкое командование поняло всю угрозу и сняло с фронта две стрелковых дивизии для ликвидации казачьих частей. Начались тяжелые бои за ст. Олсуфьевская. Немцы имели танки, артиллерию, а казачий корпус танков и артиллерии не имел. Кольцо плацдарма начало сокращаться, казаки несли значительные потери и в личном составе, и в конском, но сопротивлялись мужественно.
Аэродром необходимо было удержать во что бы то ни стало и использовать его в дальнейших боях нашей авиацией. Вот тогда-то и был получен приказ старшего командования о том, чтобы нашей 308 стрелковой дивизии прорваться через фронт на помощь казачьему корпусу, выручить его из окружения и развивать наступление на запад. Ночью, на ограниченном участке, 347 полк подполковника Чамова прорвал немецкие позиции; в этот прорыв устремилась вся дивизия и форсированным маршем направилась к станции Олсуфьевская. Соседние дивизии развивали прорыв по флангам.
Недалеко от Олсуфьевской немецкие части были опрокинуты бойцами 339 и 347 стрелковых полков и поспешно отступили, а мы соединились со вторым Донским казачьим корпусом. Потрепанный в боях корпус был рад этой встрече и ему было приказано отойти на отдых и переформирование. Сделал он очень много.
Еле-еле, с большим трудом, удалось мне пригнать свои автомашины с имуществом и ранеными, которые поступили в ходе ночного боя, их же в лесу не бросишь из-за нехватки бензина. Бензин кончился, а раненых у меня 58 человек на пять автомашин. Что делать? А завтра опять бои, и будут раненые, которых нужно обязательно отправить в госпитали. Положение тяжелейшее, и как из него найти выход? А нужно найти выход, и никто в данной ситуации помочь не может. Машины тыла дивизии до сих пор не пришли из-за отсутствия бензина. И тут у меня появилась мысль - скорее на аэродром, там должен быть бензин. Вызываю шофера Неверова, велю ему взять 8 пустых бочек и сейчас же на аэродром. Приехали на место, и сейчас же обнаружили подземное бензохранилище. Люк открыт, и в колодце торчит большая мина, а в глубине - вторая. А за нею видна жидкость. Ясно - колодец заминирован, но взорвать не успели. Что делать? Мы в минах плохо разбирались, саперов близко не было, да и спешить нужно было, пока склады не взяты под охрану. И мы решили узким ведром, осторожно, чтобы не задеть мин, достать из колодца жидкость. Страшно, но нужно. Я осторожно опустил ведро, зачерпнул жидкость, и, еле-еле, переводя дух, поднял ведро на поверхность. Посмотрели - бензин чистейший, авиационный. Победа, брать бензин! Спасение наше в нем.
С величайшей осторожностью и напряжением мы продолжали эту работу, при выполнении которой одно неосторожное движение грозило страшным взрывом. Налили уже семь бочек бензина - и все благополучно, осталась одна бочка. Вдруг совершенно неожиданно подъезжает к нам полковник авиации.
- Вы что делаете? - спрашивает он угрожающим тоном.
- Достаем бензин, который нам необходим для отправки 58 человек раненых, - отвечаю я ему.
- Немедленно прекратите! Во-первых, потому, что склад заминирован, а во-вторых, сюда прибывает авиационная часть и ей нужен будет бензин, - приказал полковник.
- Вот мы наберем еще одну бочку, и больше брать не будем, - миролюбиво, но настойчиво заявил я ему. Полковник разъярился, покраснел, и вызывающе пригрозил:
- Если вы не прекратите, я применю оружие! - вскипел полковник.
- Имейте в виду, что у вас один пистолет, а у нас два и им владеть мы умеем прекрасно, - тихим угрожающим тоном сказал я, надвигаясь на маленького хорохорившегося полковника.
- Ну ладно, только для раненых, - примирительно сказал он и уехал.
Мы с Неверовым долили последнюю бочку бензина, и с этим бесценным грузом направились в расположение медсанбата. Заправили пять автомашин, погрузили раненых и отправили их в госпиталь. Это была большая наша победа.
Весть о том, что мы достали бензин, быстро разнеслась по частям. Приехал заместитель командира дивизии по тылу полковник Белугин и стал просить бензин, так как не на чем было привезти продовольствие и боеприпасы для войск. Хотя он был дорог для нас, но мы дали ему три бочки. Полковник Белугин направил своих людей на аэродром за топливом, но там летчики уже вставили охрану, и им так и не удалось его достать. Проводили казаков. Кстати, в этом корпусе я встретил военврача Брюханова, с которым в одной группе учились в Омском мединституте в течении пяти лет. Он попросил взять у него тяжелораненых 28 человек, которых он не мог эвакуировать. Я раненых у него забрал, и, когда они стали транспортабельными, отправил в госпиталь. После войны мы с врачом Брюхановым встретились в городе Москве. Он остался жив после войны, а вот врача Пестова из Омска убило в Сталинграде.
После битвы за Олсуфьевский плацдарм начались тяжелые, затяжные бои. Немецкие войска оказывали ожесточенное сопротивление, но потеря ими Олсуфьевского аэродрома очень чувствовалась. Наша же авиация, заняв аэродром, помогала нашей наступающей пехоте. Причем летчики наши использовали немецкие авиабомбы. На территории аэродрома был склад авиабомб самых различных калибров - от 1,5-тонных до 250-килограммовых. Сложены они были в лесу двумя штабелями. Каждый штабель имел в длину 800 метров, в высоту 1,5 метра и ширину 1,5-2,0 метра. Это колоссальное количество боеприпасов, которое немцы предполагали обрушить на наши войска и населенные пункты, теперь сбрасывались на немецкие боевые порядки.
В брянских лесах партизанское движение было широко развито, и партизаны наносили чувствительные удары, как по коммуникациям гитлеровцев, так и по боевым порядкам. Гитлеровцам приходилось снимать с фронта значительные боевые подразделения для борьбы с партизанскими отрядами. Надобно также отметить, что и наступление наших войск тоже было сопряжено с большими трудностями и стоили значительных потерь в личном составе. В районе населенного пункта Рамасуха произошел следующий случай.
Дивизия получила задачу двигаться в направлении города Клинцы. Войскам был отдан приказ приготовиться к маршу к 18-00, с готовностью войск принять бой с противником на марше. Так как сопротивления не было, полки построились в колонны и лесными дорогами совершали марш в направлении на Клинцы. У деревни Рамасуха в лесах гитлеровцы сделали засаду. Стало уже смеркаться. Засада гитлеровцев пропустила спокойно передовую разведку, пропустила дозор и, как только в колоннах подошел стрелковый полк, открыла пулеметный, автоматный и минометный огонь. Стрельба была по колоннам. Все было неожиданно, ураганный огонь бил по колонне. В начале стрельбы колонны быстро рассредоточились и начали вести прочесывание леса в том месте, откуда раздавалась стрельба. Разведка, прошедшая нетронутой, повернула назад и начала действия по окружению противника в засаде. После двухчасовой перестрелки засада была ликвидирована. Взяли в плен 20 немцев и 40 власовцев русских. Полк потерял убитыми 53 человека и ранеными 165 человек. Марш дивизии прекратился, были развернуты батальоны для прочесывания местности. В медсанбат стали поступать раненые. Пришлось остановиться в лесу, немедленно развернуть палатки приемо-сортировочного взвода, операционно-перевязочного, госпитального и эвакоотделения. Начали хирургическую обработку раненых ночью, при свете гильзовых светильников. Были такие гильзовые светильники: бралась гильза артснаряда, один конец ее сплющивался, вставлялся фитиль из ткани, наливался бензин с солью или керосин, и такими светильниками пользовались при хирургической работе. Свет не особенно яркий, а копоти было предостаточно. В числе раненых на марше был фельдшер медсанбата Сакулин – ленинградец, окончивший ленинградское медицинское военное училище. Высокий, красивый, сильный и мужественный, он показал себя замечательным фельдшером и смелым воином. Осколками мины он был ранен в живот, правую ногу с переломом бедренной кости, в левую голень с переломом большеберцовой кости. Состояние его было тяжелым. Двое суток бились врачи, чтобы сохранить жизнь Сакулина, но ничего не могли сделать. На третьи сутки он скончался. Когда раненые и бойцы полков узнали, что в засаде было захвачено 40 русских власовцев, и что они - виновники этих потерь, гневу их не было предела. Их готовы были разорвать. Личный состав полков потребовал немедленно всех их расстрелять. Ненависть к ним была общей и страшной. Какими только презрительными именами и эпитетами их не обзывали! Возмущение и ненависть росли. Масленников приказал их расстрелять, и их предали позорной казни, как изменников Родины.
Хирургическая обработка раненых продолжалась целую ночь и весь следующий день; обработанных раненых, которых нельзя было отправлять по состоянию здоровья, - это раненые в живот, грудную клетку, череп, размещали в домах деревни, использовав подручный материал для устройства коек, основным элементом которых были военные носилки. Использовались топчаны, кровати местного населения и др. Тяжелых нетранспортабельных раненых оказалось около 75 человек. Их разместили в шести домах; необходимо было их лечить, а среди них были очень тяжелые, нуждающиеся в индивидуальном уходе. Как быть? А дивизия получила приказ двигаться дальше на запад, преследуя противника. Ведь дивизия не может совершать дальнейшее преследование противника без медсанбата. Вдруг неожиданный бой на марше с большими потерями, куда девать раненых? Что с ними делать? Раненые - это тяжелый груз для действующих частей. Во-первых, для обычного человека, солдата, только один вид крови непереносим. Увидев кровь, солдат со страшным беспокойством, страхом, а иногда и ужасом взывает о помощи себе или товарищу, некоторые бояться даже оказать помощь своему товарищу и вызывают скорее санитара или санинструктора. А если тяжелый раненый, то, конечно, к нему другой солдат и подойти не может, боится, хотя и готов бы оказать ему помощь.
Кровь, разорванные ткани, выпавшие внутренние органы брюшной полости - все это вызывает страх и вселяет ужас большинству солдат и офицеров. Эту трудную работу по сохранению здоровья и работу по борьбе за жизнь выполняют медицинские работники. Выполняют ее в любых условиях, при любых обстоятельствах, показывая в некоторых случаях образцы мужества, храбрости, особой выдержки, смелости и бесстрашия. Во время Орловской битвы немецкая авиация начала бомбить расположение медсанбата. Все лица, не связанные со сложными операциями, укрылись в щели, в землянки, убежища. А врач Падерин, который оперировал раненого в живот - операция была связана с удалением части кишечника - не мог бросить раненого с открытым животом, так как его тоже нельзя было никуда спрятать из палатки, не нарушив стерильности, и во время бомбежки продолжал операцию. Нельзя бросить раненого, и его не бросали. Даже на переднем крае при пулеметном или артиллерийском обстреле воины при опасности должны и прячутся в укрытие, а хирург, стоящий на большой и важной операции, не может уйти из-за стола, не завершив ее.
Очень тяжелым для медсанбата было время, когда его приходилось делить на части. Вот и сейчас поступила команда дивизии двинуться на запад для выполнения задачи по преследованию противника. Стал готовиться к маршу и медсанбат. Раненых 75 человек пришлось оставить в деревне, а для их обслуживания оставить часть медицинского персонала: врачей, медсестер, санитаров, часть аптеки, часть продовольствия и оружия для охраны. Были случаи, когда группы немцев из разбитых частей при движении на запад наталкивалась на небольшую нашу часть или госпиталь, или оставленных раненых, в своей звериной ненависти полностью уничтожали и личный медицинский состав, и раненых. Так что для охраны раненых и личного состава оставлялось оружие: автоматы, гранаты, пулемет и винтовки.
Для обслуживания оставленных групп раненых привлекалось и местное население, причем эту работу они выполняли очень охотно и добросовестно. Часто помогали продуктами, когда группа раненых долго задерживалась, госпиталей близко не было, и оставленные продукты уже были на исходе. Местные жители также предупреждали об опасности и, в случае надобности, помогали в защите. Правда, население освобожденных районов в материальном и продовольственном отношении жило очень бедно. Фашисты при отступлении старались все забрать у населения и вывезти в Германию. Только в случае внезапного отступления они не успевали забирать скот и продукты. Но освобожденное население делилось имеющимися продуктами с ранеными охотно. Отзывчив и внимателен русский народ к раненым, к своим защитникам. Дивизия двигалась на запад по направлению города Клинцы со всеми предосторожностями. Случай засады у Рамасухи и обстрел колонны войск на марше насторожил командиров всех рангов, и они принимали все меры по тщательной разведке леса по маршруту движения.
На 40 километре от Рамасухи дивизия вступила в бой с немецкими частями, укрепившимися в лесной местности, расположенной по гребню возвышенности. Оборона противником была сделана поспешно, траншеи были не полного профиля, и не было бронированных дзотов и оборудованных артиллерийских позиций. Тем не менее, дивизия прекратила марш и стала готовиться к бою в лесистой местности. Полку Чамова было приказано развернуться и выбить немцев с занимаемых позиций, обеспечить движение дивизии. 347 стрелковый полк Чамова начал развертываться для боевых действий. Боевые действия в лесистой местности имеют свои особенности, в том числе и для медицинской службы. Во-первых, совершенно ограничена видимость поля действия противника, во-вторых, противник имеет возможность хорошо замаскировать свои позиции и укрепления, в-третьих, лесистая местность является пересеченной местностью, в-четвертых, в лесистой местности не вся техника может быть использована в бою, особенно в таком густом лесу, в-пятых, в лесистой местности очень затруднен розыск и вынос раненых с поля боя, необходимо очень тщательное и густое прочесывание леса на месте боев, чтобы отыскать раненых. Было много случаев, когда раненого в лесу находили на второй день, а, может, и позже. Бой с противником начался с вечера и продолжался всю ночь. Автоматная и пулеметная перестрелка продолжались до самого утра, но немцы продолжали удерживать свои позиции. С рассветом части 347 полка, усиленные подразделениями 339 стрелкового полка возобновили наступление и выбили немцев с занимаемых рубежей. Противник начал отступление. Пошли раненые, медсанбат развернулся для работы в лесу в палатках, населенного пункта поблизости не было. Потери были не особенно велики, но, все-таки, раненых нужно было обработать и отправить в госпитали.
Во второй половине дня в медсанбат поступил раненый сержант Ковалев, на другой день после ранения. Во время боя, начавшегося с вечера у одной лесистой высотки, немецкий пулемет не давал возможности продвинуться, и сержант Ковалев, уже пожилой человек лет сорока пяти, с двумя солдатами принял решение обойти этот пулемет с тыла, уничтожить эту огневую точку и дать возможность нашим подразделениям продвинуться вперед. Строго маскируясь, все трое поползли лесом. Все шло благополучно, зашли уже сбоку и направились к пулеметной точке. Но в этот момент нарвались на замаскированную засаду немцев. Немец автоматным огнем сразу убил двоих солдат, сержант бросил туда гранату, но из засады тоже была брошена граната, которая разорвалась около сержанта и ранила его в грудь, живот и руку. Ковалев потерял сознание, и не помнил, как долго он так лежал. Только на другой день его нашли санитары и направили в медсанбат. С каким мужеством сержант Ковалев переносил страшные, нечеловеческие боли при перевязках и операции! Когда его положили на операцию, он сказал: «Напрасно, доктор, вы меня будете оперировать. Все равно я умру. Я только имею к вам одну просьбу. Напишите домой в Сибирь письмо жене и детям. Я сам продиктую». Позвали сестру, и она под его диктовку написала последнее в его жизни письмо. И каждое слово этого письма выражало мужество и силу. Примерный текст привожу ниже:
«Здравствуй, дорогая моя жена Лена и дорогие сыновья Петя, Миша, Ваня!
Шлю вам большой поклон и желаю доброго здоровья и благополучия в вашей жизни. Я нахожусь в медсанбате под Рогачевым, в лесу. Меня ранило в грудь, живот и переломало правую руку. Не буду скрывать, что чувствую себя плохо, и, наверное, не вынесу операции и умру. Хотел бы страшно тебя увидеть и детей, а также взглянуть на родной город Ялуторовск. Тяжело умирать вдали от родных людей и родных мест. Но такая, видно, участь выпала не мне одному. Вчера убили немцы двух моих дружков. Дорогая Лена! Береги себя и ребят, учи ребят обязательно. Подрастут, расскажи им про отца. Может, кто из них понаведается на мою могилу. Инструмент столярный отдашь брату Егору, пусть столярничает. Ну, прощай, ложат меня на операцию.
Целую тебя. Иван Ковалев».
Операцию Иван Ковалев из Ялуторовска перенес, но был в тяжелом состоянии. Положили его в госпитальную послеоперационную палату и начали бороться за его жизнь. Несколько раз переливали ему кровь, противошоковую жидкость, капельным способом вливали ему физиологический раствор, вводили ему уколами подкожно сердечные средства, средства, возбуждающие дыхательный центр, обкладывали его грелками, но силы его все время убывали. Временами он терял сознание, а когда оно возвращалось к нему, то спрашивал, отправили ли письмо. Письмо его отправили. А потом попросил указать в письме домой, где он будет похоронен, и чтобы надпись была. Удивительно умирает русский человек! На другой день он умер. Похоронили мы его в Брянском лесу, на братском кладбище. На могиле поставили вытесанный столб со звездой, а на столбе выжгли слова: «Иван Ковалев 45 лет из Ялуторовска погиб смертью храбрых за освобождение своей Родины 28 сентября 1943 года».
29 сентября 1943 года 308 Омской дивизии было присвоено звание Гвардейской дивизии, и она была переименована в 120 Гвардейскую Рогачевскую дивизию, а 287 отдельный медико-санитарный батальон переименован в 121 отдельный медико-санитарный батальон.
Дорогие единомышленники, помогите найти захоронение сержанта Ивана Ковалева, поиск по открытым базам данных и книге памяти результатов пока не принесли.
