ВАСИЛИЙ ИВАНОВИЧ КУЗНЕЦОВ
( 1922 - 2005 г. )
Кузнецов Василий Иванович родился в деревне Толвино в 1922 году. Там же, вырос, закончил десятилетку и сразу, как исполнилось восемнадцать, женился по приказу отца. В сентябре 1941года он был призван, уже приказом военкомата. Вместе с Иваном Зюкиным, одноклассником и закадычным другом, прошли ускоренный курс молодого бойца и — на фронт.
Совсем желторотые юнцы заглянули в лицо войны, насмотрелись на всю свою оставшуюся жизнь. Насмотрелись, нахлебались, запомнили… То, что мы привыкли видеть в военных фильмах, было рядом – страшное до дрожи в коленках, героическое, иногда обидно несправедливое, а порой и смешное…
Василий Иванович в редкие свои минуты рассказывал как в самом начале войны немецкие солдаты, одурманенные гитлеровской пропагандой, уверенные, что война с Россией долго не продлится, кидались со штыками на русские танки – думали, что они из фанеры. И психическую атаку тоже видел: чистокровные арийцы из войск СС, в черной форме, с автоматами, строем шли под музыку навстречу пулеметному огню. – Косили их как траву,- рассказывал Василий Иванович.
Наши войска отступали под Киевом, офицерский состав погибал и Василий Кузнецов, комсомолец, к тому же закончивший 10 классов, получил повышение в звании – стал младшим политруком в составе 678 полка 441 стрелковой дивизии 6 армии Юго-Западного фронта. Иван Зюкин служил здесь же вторым пулеметчиком.
Наступление советских войск под Харьковом завершилось в конце мая 1942 года окружением и практически полным уничтожением наших сил. Из-за просчетов командования Юго-Западного направления (главком Маршал С.К.Тимошенко, член военного совета генерал-лейтенант Н.С.Хрущёв, начальник штаба генерал-лейтенант И.Х.Баграмян) стало возможным стремительное продвижение немцев на южном участке фронта на Воронеж и Ростов-на-Дону с последующим выходом к Сталинграду.
В последующем из Харьковской катастрофы командование извлечет уроки и таких просчетов уже не будет. Но сотни тысяч советских солдат, а в их числе Василий Кузнецов и Иван Зюкин пережили там кромешный ад: гул снарядов, кровь, смерть, отчаяние, когда закончились боеприпасы, очень быстрая и неоправданная гибель кавалерийского корпуса. Василий своими глазами видел, как из зоны боевых действий еле смог улететь на «кукурузнике» маршал Тимошенко…
…Когда кольцо окружения захлопнулось на огромной территории, на каждом метре израненной степи лежали тысячи убитых, брошенная техника, мертвые лощади… Только пленными РККА потеряла здесь более 200 тыс. человек.
Печально известный Харьковский котел — последний боевой эпизод в жизни друзей. Три последующих года им пришлось увидеть другое лицо войны – началась жизнь за колючей проволокой. Хотя жизнью это страшное существование назвать трудно. Пленных не кормили вовсе, не хватало даже воды. Началась массовая гибель от ран, голода и эпидемий.
В августе 1942-го друзья решились на побег. Заготовили деревянные рогатки из сухих веточек, а ночью, приподняв ими проволоку под током, бежали. Лежали в густой ботве картофельного поля, слышали лай собак, которые их искали, но сил ни на что не было — только спали, не зная, проснутся ли? Зашли в одну из деревенских хат, украинская женщина замахала руками – уходите, в деревне немцы, еды нет — рвите лук и морковку на огороде. Затем добрели до поля и заснули в стоге соломы. Проснулись от выстрелов – солдат — румын увидел, что стог соломы шевелится и три раза выстрелил в самую его сердцевину. Как друзей не задел – один Бог знает. Когда он вел их, связанных, украинские женщины просили: «Отпусти ребят! Молоденькие же совсем!». Но румын только возмущенно отмахивался и что-то лопотал на своем. Привел их все в тот же ненавистный лагерь, из которого сбежали. Просил у немцев награду, но получил в ухо и ушел «не солоно хлебавши».
Не расстреляли беглецов только потому, что нужно было что-то срочно разгружать, а они хоть и истощенные, но молодые, крепкие и жилистые.
Хождение по мукам, вернее по лагерям на территории Украины, продолжалось. Когда строили мост через Днестр, приходилось работать под водой в кессонных аппаратах. От нечеловеческих нагрузок и перепадов давления кровь шла изо рта и ушей… Кормили по-прежнему — никак. Однажды, при очередной перегонке из лагеря в лагерь, фашисты погнали пленных через узенький мост, а заодно устроили себе развлечение: стреляли в затылок шедшему последним — экспериментировали, сколько человек можно одной пулей убить. Больше трех не получалось. Под смех немцев, пленные прыгали в реку, но их выгоняли прикладами и…смертельный аттракцион продолжался.
В начале 43-го эшелоном отправили в Германию. Уже работало партизанское подполье и пленным передали, что полы в вагонах не прибиты. Люди прыгали на ходу, прямо на рельсы. Убежать не удалось никому…
Непосильный труд в каменоломнях Германии стал продолжением лагерной жизни. Однажды Василий, долбивший камень, тайком от надзирателя попробовал передохнуть… Избили до полусмерти и полной потери сознания, а самое страшное — приказали не кормить. От верной смерти спасли товарищи – собирались вокруг него в кружок и незаметно делились последними крохами скудной еды, рискуя жизнью. Выжил!
Иногда пленников выводили на уборку в город (названия уже не узнать). Рядом дымились трубы концентрационных лагерей, и голодные, кое-как одетые — на ногах деревянные колодки, за пазухой газетная бумага для тепла- пленники думали о том, как им повезло…Сердобольные жители, а были и такие, украдкой давали сырую картофелину, или окурок. Не всегда удавалось пронести это «богатство» в лагерь, если проверяли на входе, то – пуля в лоб без объяснений. Но голод был сильнее инстинкта самосохранения. Однако, когда приехали агитировать в армию Власова, никто не согласился продать Родину в обмен на сытую жизнь. И это тема для размышления о «неразгаданном русском характере», когда загнанный в безвыходное положение человек может рисковать собственной жизнью за окурок, но никогда не расплатится честью страны…
В бараки немцы никогда не заходили – гадились, и разговоры здесь велись всякие, различные лагерные байки гуляли среди заключенных. О том, что будто бы Жуков обещал, что после войны все будут вести единоличное хозяйство. Но главное, и это помогало выжить, обсуждались вести с фронта, которые приносили вновь поступающие пленные. Последние – в 1944 году, после Корсунь-Шевченковской операции. С радостью узнавали, что немцу «дают прикурить» по всем фронтам. И с радостью ждали победу, пусть и не были уверены, что страна простит им этот плен.
В 1944-ом друзей разлучили: Иван Зюкин попал на военный завод, а Василий Кузнецов продолжал свой горький путь по маленьким лагерям Германии. Запомнился последний, где начальником был фельдфебель — якобы коммунист, как сообщали все те же лагерные байки. Отношение к военнопленным стало терпимым. По крайней мере, даже мясо убитых, а чаще — павших лошадей появлялось в «меню».
В конце апреля начальник лагеря собрал военнопленных и не дал команды расстрелять пленников, как это практиковалось в подобных лагерях, а сказал, что скоро их освободят и будет это польская армия. Так и случилось.
Тогда произошел еще случай, который снова характеризует особенности «загадочной русской души». К освобожденным уже пленным попал охранник — чех, на руках которого осталась кровью не одна загубленная жизнь. Этого изверга, брошенного убегавшими немцами, привели на расправу к солдату, избитому им когда-то до смерти и выжившему чудом. Чех расплакался, не постеснялся в такой ситуации вспомнить про двоих своих детей. Русский сказал: — Пусть идет, черт с ним! Я же остался жив…
Были и обидные моменты, когда виновных искать глупо – это война. Советские войска, разбившие фашиста в его логове, проезжали мимо и совсем молоденький солдатик выкрикнул, словно плюнул с презрением в лица военнопленным: «Предатели! Изменники!» Получил затрещину от солдата постарше…
Освобожденных узников привезли в СССР, где три дня их проверял СМЕРШ. Работали настоящие профессионалы своего дела: соврать им было практически невозможно. Василий Кузнецов в числе тех, кто не был ни в чем предосудительном замешан, прошел проверку и его только понизили в звании: с младшего политрука до старшины. Год еще служил в Москве и вернулся домой, в свою родную деревню.
Потекла мирная жизнь, наверстывая и восполняя годы, украденные войной. Воспитали вместе с женой троих детей. Василий Иванович работал председателем колхоза, комбайнером, ветврачом и до пенсии — диспетчером «Сельхозтехники».
Всегда рядом был Иван Максимович Зюкин. Дружбу, выдержавшую испытание лихолетьем войны и временем они сохранили до самой смерти.
О военных своих годах Василий Иванович Кузнецов не рассказывал почти никогда. Не хотел, а может просто не было сил во все это снова вернуться. Школьники однажды пытались записать его воспоминания — не смог ничего сказать, заплакал…Прошло много лет прежде чем наступил момент, когда терзающие душу, они вырвались наружу рассказом… Долгим, тяжелым, необходимым.
Василий Иванович Кузнецов умер в возрасте 83-х лет…До самого последнего своего дня он помнил, как на чужом, похожем на лай языке, звучит слово «Kriegsgefangener» — военнопленный и № — 19972.
Надежда Соловьева, газета "Новый путь" Рогнединского района, 06.05.2016г.
Источник: http://gazeta-rognedino.ru/2016/05/voennoplenni/
