Памятник мирным жителям г.Почеп,
казненным немецко-фашистскими захватчиками 15-16.03.1942г.

     "...Брянщина была оккупирована в октябре 1941 года. В Почепе появилась полицейская городская управа, которой заведовал предатель Брызгалов. В каждом селе и деревне назначались бургомистры, задача которых состояла в том, чтобы выявлять советских активистов и евреев.

     Как свидетельствуют местные жители, в ноябре всех евреев, проживавших в Почепе и округе, арестовали. Были построены мужской и женский лагеря. В мужском лагере, находившемся на «Поляне» недалеко от школы имени Калинина, было также много русских мальчиков в возрасте от 7 до 14 лет. Женщины с детьми содержались на территории бывшего птицекомбината. Мой дедушка Николай Петрович Петровский, оказавшийся среди этих узников, рассказывал о том, что болото, где их содержали, немцы обнесли колючей проволокой. Евреев постоянно унижали, били, заставляли выполнять самые грязные работы. Еды почти не давали, только небольшую часть из того, что тайком могли передать родственники.

     Всю зиму узники обоих гетто выполняли самую тяжёлую физическую работу в городе. А 15 и 16 марта 1942 года 1846 человек были расстреляны в противотанковом рву вблизи консервного завода. Некоторые смогли бежать, но большинство узников погибли от рук фашистских палачей. В основном это были евреи, но среди них было и много русских.

     Вот что пишет об этих событиях наш земляк, писатель Н. Снегирь-Гаргаев в своей документально-исторической повести «Память живущих»: «Приподнявшись на локоть, Петя увидел, что дядьки Степана давно нет на возу, обоз стоит напротив «птичника», а от города доносится яростный собачий брех, полные отчаяния беспомощные крики людей и жалобный детский плач... Приближаюсь, вскоре эти звуки слились в страшный, леденящий душу, стремительно нарастающий гул, похожий на вой... Забыв приказание отца не слезать с воза, пока не приедут в город, забыв все на свете, Петя кубарем скатился на дорогу и побежал к голове обоза. То, что он увидел, подбежав к кучке слободских мужиков, столпившихся у края речицкого бора, отделяющего совхоз от города, до сих пор стоит у него перед глазами, а если и пропадает, уходит на время, то не бесследно, а остается где-то в мозгу, тупой тяжестью оседает в затылке, готовое в любой миг затмить сознание... Оторопевший подросток не поверил своим глазам: к противотанковому рву, что от Судости по окраине города подходил к фруктовому саду птицекомбината, немцы гнали большую колонну жалких полураздетых людей...

     Шествие их, по-существу, нельзя было и колонной назвать — то была какая-то бесформенная, пульсирующая подобно зубной боли, качающаяся из конца в конец процессия, вызывающая жалость и сострадание в душе каждого, кто глядел на нее со стороны... В основном там были больные старики, беспомощные женщины и мало что понимавшие дети. Толпу сию липучим невидимым облаком обволакивало отчаяние, отражавшееся в глазах глядевших со стороны людей... Кто-то кричал проклятия, другие рыдали, дети просто покорно, как ягнята в стаде, шли, цепляясь из последних силенок за одежду взрослых...

     Колонну сопровождало человек двадцать эсэсовцев с автоматами, многие были с овчарками и около пятидесяти полицейских с винтовками... Все произошло предельно быстро. Сдерживаемая по фронту собаками, колонна вытянулась метров на двести вдоль рва и тут же с флангов, под острым углом к общей линии, затрещали пулеметные очереди. С душераздирающими проклятиями, люди падали в ров, инстинктивно спасаясь от клыков рвавших поводков волкодавов, их место тут же занимали другие... Колонна «таяла» на глазах. Подогретая алкоголем, возбужденная запахом крови, охрана, следуя за четвероногими, кинулась на оставшихся и поливать их свинцом из автоматов...

     Расстреляв обоймы, утолив звериную страсть, палачи отступили. Жалкими островками у рва еще оставались кучки людей, и тут в ход пошли винтовки — наступила очередь подручных. Среди них Петя узнал и Мозоля. Пьяные полицаи сделали залп из винтовок, потом кинулись добивать людей прикладами, сдирая с них окровавленную одежду и другие вещи. Увлекшись мародерством, полицаи явно не справлялись со своими обязанностями, им на помощь поспешили эсэсовские офицеры-наставники... Методически обходя ров, они в упор добивали раненых из пистолетов, набивая на подвернувшемся «деле» руку... Фашисты не таились от посторонних глаз, наоборот, они афишировали сие мероприятие, показывая неприязнь «русских» к еврейскому населению... Заканчивая «спектакль», заранее подготовленные родственники полицейских и всегда присутствующие на подобных «мероприятиях» любители легкой наживы, кинулись раздевать несчастных. Защелкали затворы нацистских фотокорреспондентов... Цель была достигнута...

     Тут Петя впервые увидел, как плачут мужики. Удивительно, но сам он почему-то не плакал. Расширившимися от отчаяния и беспомощности глазами глядел он на этот ужас и лишь одна мысль, как мотылек на свету, билась в его мозгу: "Столько народу, и покорно, как бараны, идут на верную смерть... Почему они не кинутся на стражу, почему не сомнут этих наглых, неприятных в своей звериной злобе людей — они могли бы просто растоптать охрану... Неужели это так трудно?!."

     Эти полчаса показались для мальчика вечностью, но на том «операция» не закончилась. Тут же, словно из-под земли, появились солдаты с канистрами: расстрелянных облили керосином и подожгли... Над Почепом поплыло смрадное маслянистое густо-коричневое облако, в нос ударил липкий удушливый запах. Петю стошнило и вырвало, дальше он уже плохо соображал и мало что помнил. Врезалось в память лишь то, как проезжая потом ров, он изо всей мочи затыкал пальцами уши, чтобы не слышать стонов горевших заживо людей...»

     По другим данным, только после освобождения города в 1943 году, чтобы прекратить мародёрство, было приказано забросать ров с расстрелянными землёй.

     А жительница деревни Старо-Красная Слобода Александра Васильевна Камозина, которой тогда было 13 лет, в своём рассказе о страшных событиях вспоминает, что вначале расстреляли мужчин, потом женщин и детей. Тех, кто остался жив после шквального пулемётного и винтовочного огня, засыпали землёй заживо. Вой, доносившийся из-под земли, был слышен на протяжении нескольких дней.

     Из приведенных воспоминаний и документальных источников можно заметить, что сведения очень разные. Сегодня те, кто лежит во рву, нам уже ничего не расскажут, и те, кто расстреливал, — вряд ли. Поэтому исследовательская работа не прекращается. В архиве Почепской городской администрации есть листы свидетельских показаний о расстреле 15—16 марта. Проанализировав их содержание, можно увидеть, что евреев уничтожали целыми семьями, независимо от возраста и пола, мало того, целыми улицами. Трагедия маленького народа и небольшого провинциального городка меркнет на фоне трагедии большого, но это пример того, что может произойти, когда врагом объявлен целый народ.

     На месте расстрела был установлен небольшой памятник. Но, к сожалению, сейчас он постепенно разрушается. Ров зарос крапивой. Старое еврейское кладбище, которое в 1941 году немцы пытались заровнять танками, приходит в запустение, так как родственники тех, кто там похоронен, давно покинули территорию Почепского района (в предвоенные и военные годы)...

     ...Читаю фамилии расстрелянных и вижу, что некоторым из них не было даже 5 лет. А другие прожили длинную, богатую различными событиями жизнь. Ряд имён нам никогда не станет известен, потому, что некоторые находились в материнской утробе и ещё не родились тогда. Кто знает, может быть, среди них, не родившихся, были великие ученые. Кто знает, может быть, среди них, не родившихся, были великие музыканты, композиторы, художники, которые принесли бы Земле процветание и мир".

Олеся ПЕТРОВСКАЯ,
учитель истории Речицкой СОШ,
Почепского р-на Брянской обл.