Глава 6.
И снова в бой
«Нас пули с тобою пока еще милуют,
Но трижды поверив, что жизнь уже вся…»
Константин Симонов.
Все соединения Центрального фронта, вышедшие из окружения, вошли во вновь созданный Брянский фронт под командованием генерал-лейтенанта Еременко. Дивизий в составе фронта было много — 16, но только несколько из них были свежими, остальные крайне малочисленные и почти без техники. А ширина фронта составляла 230 километров…
Фронт имел задачу: предотвратить наступление правого крыла группы армий «Центр» в направлении Унеча — Чернигов и прикрыть Москву с направления Брянска. 137-я стрелковая дивизия получила приказ от командующего 3-й армией генерала Крейзера, куда она теперь перешла, оборонять город Трубчевск, имевший важное оперативное значение. Фронт стоял в 70 километрах западнее города.
Лукъянюк Ф. М.:
— В лесу за Новгород-Северским я со своей колонной наткнулся на оперативную группу штаба 13-й армии. Начальник штаба спросил: «Сколько у вас людей?» — «Сто человек», — «Даю вам еще сто и три ручных пулемета, идите в Трубчевск, наведете там порядок. На дорогах выставите боевое охранение, ведите разведку и докладывайте мне».
Пришел в Трубчевск. Там — полный разгром. Установил заставы на дорогах перед городом и стал наводить там порядок. Утром мои патрули привели троих немцев-кавалеристов. От них узнали, что на город идут кавалерийская и пехотная дивизии, а на Брянск — танковые части. Через несколько дней пришли наши из дивизии…
Шапошников А. В.:
— В эти дни в дивизию приезжал начальник Главного политического управления Красной Армии Мехлис. Помню его слова, сказанные полковнику Гришину: «Воюете вы хорошо, но вот потери у вас — большие». Случайно довелось увидеть карту Мехлиса с нанесенной обстановкой. Трубчевск был обведен красным кругом, рядом стояли крупные цифры: 137 сд. На карте дивизия выглядела внушительно. Если бы так было и на самом деле… В дивизии тогда был один полк, в нем один батальон, а в этом батальоне — одна рота. С техникой у нас дело обстояло крайне плохо. Оставалось всего четыре-пять орудий, да и те из-за отсутствия прицелов наводились на цель по стволу, как при Иване Грозном. Не хватало боеприпасов, средств связи, снаряжения, лошадей, автотранспорта. Правда, прислали нам хорошее пополнение, сибиряков…
Беляев Е. В., красноармеец 3-го батальона 771-го стрелкового полка, после войны председатель колхоза:
— До тринадцатого августа я работал в МТС комбайнером, а в этот день меня и мобилизовали, прямо с поля, и с земляками-омичами эшелоном отправили на запад. Через две недели мы подходили колонной густыми лесами к Трубчевску. Пополнение было небольшое, человек четыреста. Большинство из нас было распределено в 771-й полк. В нашем третьем батальоне старшего лейтенанта Калько, тоже омича, было всего около двухсот человек.
Тридцатого августа мы были на передовой, а первого сентября пошли в первую разведку. Было нас пять человек, и пошли мы на хутор, на запад километрах в трех от наших позиций. На подходе к хутору заметили несколько немецких танков, но и они нас засекли и открыли огонь. Отошли к своим, начался сильный обстрел, и скоро к нашим позициям подошли десять немецких танков. Наши подразделения окопались в конопле возле деревни. Не успели и мы вырыть себе окопчики, как эти танки стали нас обстреливать. В атаку не идут, а стоят и стреляют с места. Потом один танк осмелел и пошел, проутюжил окоп отделения моего земляка Тимофея Атабаева и всех раздавил, кроме него. Танк покрутился по окопам и уполз. Отвечать на это нам было нечем: орудий на нашем участке не было, противотанковых гранат не имели. Танки при желании могли всех нас раздавить, и удивительно, почему они не пошли в атаку…
Это были танки 47-го моторизованного корпуса противника, который 28 августа начал наступление с рубежа реки Судость в направлении Трубчевска. Целью наступления было охватить здесь южный фланг Брянского фронта и тем самым облегчить наступление главных сил 2-й танковой группы на Новгород-Северский.
Оборонявшиеся на реке Судость наши 282-я, 280-я и 269-я стрелковые дивизии были растянуты на широком фронте и не выдержали удара. После выхода крупных сил танков к поселку Валуец начала беспорядочный отход с занимаемых позиций 282-я стрелковая дивизия. Когда она подошла к Трубчевску, то смогла оборонять всего два километра фронта. В бой вновь пришлось вступать 137-й стрелковой дивизии…
Шапошников А. В.:
— Когда немцы прорвали фронт, вся Ивановская, новенькая 282-я дивизия не выдержала и потекла на нас. Мы ее еще и останавливали. Пока не было сплошного фронта и сильных боев, мы организовали группы, которые посылали на Судость для сбора брошенного ивановцами вооружения и боеприпасов. Тут мы и подлатались, и пушечками, и кухоньками, буквально ожили. Даже снарядов привезли с Судости. Из вытащенных таким образом орудий в дивизии сформировали две батареи, так что даже майору Малыху досталось несколько орудий. Ивановцы, когда опомнились, хотели отобрать у нас свои пушки, но мы не отдали: не надо было бросать. Правда, почти все пушки оказались без прицелов. Разжились и снарядами, а то стреляли только с разрешения Военного совета фронта, оттуда к нам даже приезжали с расследованием: чем мы стреляем? В одной из таких вылазок на Судость мы потеряли прекрасного парня и артиллериста, лейтенанта Николая Агарышева. Такой был лихой, столько уже прошел с нами, и погиб случайно: пуля попала в лоб, когда его группа возвращалась из поиска и угодила в засаду. Как тяжело мне было написать его матери о гибели единственного сына… Она долго писала нам на фронт… У Агарышева летом должна была родить жена, но что с ней стало — не знаю…
К 31 августа фашистские танки прорвались на ближние подступы к Трубчевску и крупными силами обрушились на боевые порядки 137-й стрелковой дивизии…
Шапошников А. В.:
— Как только началась атака, и с передовой сообщили, сколько танков наступают, я тут же позвонил в штаб дивизии, просить помощи. У телефона был майор Кустов, начальник оперативного отдела штаба дивизии. «Алексей Федорович, — говорю, — танки пошли, более двадцати машин. Не отобьемся, подбрось огоньку, а то у меня всего четыре орудия, да и те без прицелов…» — «А ты выведи их на прямую наводку и расстреливай эти танки». Вот так и поговорили. Штаб дивизии ничем нам не мог помочь. Изредка из-за Десны помогал тяжелый артполк, но только с разрешения Военного совета фронта: снарядов было мало. Приходилось рассчитывать в основном на стойкость пехоты…
Бельков П. И., политрук стрелковой роты 771-го стрелкового полка:
— Танки шли густо, и в основном на седьмую роту. Машин двадцать было видно. Бойцы сидели в окопах, и никто не дрогнул, не побежал ни один, хотя танки наезжали на окопы и начинали их утюжить. Было видно, как с танков били огнеметы, что несколько наших пулеметных расчетов было сожжено заживо. Но все-таки отбились. На поле после боя стояли десять подбитых и горевших немецких танков…
Тюкаев В. Г.,
— Их танки у нас на глазах утюжили окопы наших солдат. Зайдет на окоп, развернется, сойдет. Снова заходит на окоп, развернется, и так несколько раз, пока не завалит окоп. Мне пришлось видеть расчеты станковых пулеметов, сожженных огнеметами. Зрелище такое, что вызывало еще большую ненависть к фашистскому зверью…
Дивизия выстояла и на этот раз. Танковый клин не прошел к Трубчевску. Обстановка на этом участке фронта начала меняться в пользу советских войск.
30 августа Брянский фронт получил приказ наступать против 2-й танковой группы Гудериана. 3-я армия ударной группировкой в составе четырех стрелковых и одной кавалерийской дивизий на первом этапе операции должна была выйти на линию Погар — Почеп. Группа генерала Ермакова наносила удар южнее Погара на Новгород-Северский.
Наступление началось 2 сентября. Особенно успешно действовала группа генерала Ермакова. В районе Карбовки она нанесла серьезное поражение 47-му моторизованному корпусу гитлеровцев. Успешно продвигалась, используя общий успех, и 137-я стрелковая дивизия. За 12 дней боев противник был отброшен на 40—50 километров. Только в качестве трофеев дивизия захватила 18 танков, 16 орудий, 22 пулемета. Гитлеровцы отходили медленно, прикрываясь группами танков. Но на реке Судость, где у противника была подготовленная оборона, отход прекратился…
Филимонов Т. В., начальник штаба 771-го стрелкового полка, полковник:
— Крайне важно было захватить плацдарм на Судости, чтобы обеспечить дальнейшее наступление дивизии. По первой же нашей попытке наступать стало ясно, что оборона у немцев здесь прочная. У деревни Юрково во время форсирования реки потеряли около двухсот человек убитыми и ранеными, но цели не достигли. К тому же противник имел здесь серьезное преимущество: его берег был значительно выше, а долина реки широкая и болотистая…
Шикин М. И., минометчик 771-го стрелкового полка, старший сержант:
— Когда наша пехота пошла в наступление, мы, минометчики, поддерживали ее огнем с опушки леса. С другой стороны опушки вдруг вышли немецкие танки и открыли огонь по нашей батарее и по пехоте, отрезали ее огнем от нас. Из этого боя не вернулись многие мои товарищи и знакомые командиры: Брызгалов Иван, пулеметчик, Морозов Михаил, связист, Волков Иван, связист, Жохов Николай, минометчик, Кулюхин, Замораев, Колесников, командир роты лейтенант Лисин…
Силы для наступления были исчерпаны, и дивизия вместе со всей 3-й армией перешла к обороне. Задержать танки Гудериана, наступающие на тылы Юго-Западного фронта, не удалось. Несколько дней наши войска на рубеже Судости зарывались в землю. Полоса обороны 137-й стрелковой дивизии была между городками Почеп и Погар, напротив большого сел Баклань.
Шли обычные будни в обороне: перестрелки, поиски разведчиков. Впрочем, такие относительно спокойные дни дивизии за почти три месяца войны выпали впервые. Особенно активно велась разведка в 771-м стрелковом полку. Каждый день ходили в поиск бойцы батальона капитана Осадчего. Несколько раз успешно ходил в разведку лейтенант Бакиновский, помощник начальника штаба полка по разведке. На его счету было немало успешных поисков за три месяца боев. Неоднократно он приносил ценные сведения для командования, что позволяло быстро и правильно оценивать обстановку.
В ночь на 20 сентября у села Баклань отправилась в поиск группа лейтенанта Абрамова. Смельчаки незаметно переплыли реку, подползли к обороне противника и с 15 метров внезапно открыли огонь из автоматов. Сам лейтенант Абрамов с двумя бойцами бросился в атаку на станковый пулемет, гранатой уничтожил его и четверых гитлеровцев. В траншее группа захватила в плен раненого немецкого майора и доставила его в штаб полка…
Шапошников А. В.:
— Этот майор пообещал нам рассказать все, если ему дадут настоящий кофе и устроят ванную. Мы рассмеялись: «Сами в бане последний раз были еще в Горьком…» Но все же сведения этот майор дал ценные…
Но не каждый такой поиск заканчивался успешно. В один из дней конца сентября группа разведчиков 771-го стрелкового полка под командованием лейтенанта Барского была обнаружена за линией фронта и приняла бой. Разведчики заняли оборону в скотных дворах, отбивались всю ночь и день, пока все не погибли. К своим не вернулся никто…
Бакиновский В. Г., помощник начальника штаба 771-го полка по разведке:
— Майор Кустов, начальник оперативного отдела штаба дивизии, каждый день звонит: «Давай «языка!». Долго не везло, потом взяли, офицера-кавалериста. Брал его бывший вор-наводчик из Одессы. Парень был смелый, хоть под танк, но безответственный. В эти же дни наши зенитчики подбили немецкий бомбардировщик, он сел у штаба полка. Один немец вылез из кабины, увидел, что наши к нему бегут, и застрелился. Второго ухлопали подбежавшие солдаты, а третий летчик, радист, оказался без ног. Помню, как бойцы его тащат на руках, и культяпки болтаются…
А разведкой надо было заниматься серьезно, и глубинной разведкой. Отбирал только добровольцев. Подготовил двоих, нашли им гражданской одежды, натерли сухого березового листа вместо табака, не брились они несколько дней. Заставил утром оправиться, чтобы не наложили в штаны. Один вернулся, а второй нет. Тот, что вернулся, рассказал, что прошел за линию фронта километров на шестнадцать. Дал только общие данные: где стоят орудия, выкопаны окопы. В целом же огневую систему противника мы знали плохо, и бросили ей заниматься, плюнули: «Для чего? Все равно стрелять нечем…»
Всего же, пока стояли на Судости, в полку взяли пять «языков»…
Тюкаев В. Г.:
— Полк организовал разведку боем силами третьего батальона в районе деревни Юрково. Все, казалось, развивается успешно. Командир полка Шапошников, комиссар Наумов, начальник штаба Филимонов находились на КП батальона, а я — на КП полка. Получаю от них информацию, что все идет успешно, немцы бегут, вводим второй батальон. Эту же информацию я передал в свою очередь в штаб дивизии. Второй батальон ввести не успели, немцы превосходящими силами отрезали батальон на плацдарме. Вышло всего несколько человек. Надо искать виновных. Из штаба дивизии приехал майор Бабур для проведения дознания. Все трое от своей информации отказались, ведь не письменно давали, а по телефону. Последовал приказ командира дивизии: «За искажение информации помначштаба полка Тюкаева понизить в должности и назначить зам. командира 5-й стрелковой роты». Недолго пришлось мне быть в изгнании, через два дня все командование появилось в батальоне и приказало мне приступить к исполнению своих обязанностей ПНШ-1. После войны встретились с Гришиным, вспомнили и этот случай: «Ты извини, на войне всякое бывает…»
Кончался сентябрь. Стояли дни золотой осени. На фронте установилось короткое затишье. За две недели в обороне боеспособность дивизии заметно возросла. Удалось, хотя и далеко не до штатной численности, но восстановить все стрелковые полки. 771-м по-прежнему командовал капитан Шапошников, 409-й после гибели полковника Корниенко принял майор Князев, 624-м полком командовал майор Тарасов. Несколько окрепла артиллерия. Значительно больше стало пулеметов, минометов, лошадей. К концу сентября в дивизии насчитывалось 130 автомашин, а численность личного состава достигала 5200 человек. В дивизию пришло крепкое пополнение, в основном из Сибири, Саратова и Куйбышева. Многим из тех, кто пришел в эти дни в дивизию, предстояло долгое время воевать вместе, и здесь, в Брянских лесах, начиналась дружба, которую они пронесут через всю жизнь…
Пиорунский, военврач 409-го стрелкового полка:
— В 409-й полк я пришел в районе Почепа. Мы были вместе с Иваном Ивановичем Гуменюком. Кругом темно, лес, стрельба со всех сторон, где наши, а где немцы — не поймешь. Шофер подвез нас к избушке, в которой через щели маскировки чуть-чуть просвечивался огонек. Утром мы должны были явиться к начальству, а сейчас где-нибудь надо было переночевать. Сначала растерялись: кругом стреляют, вспыхивают ракеты, мигают прожектора. Из избушки вышел человек, спросил, что мы за птицы. Мы ответили и спросили: «Далеко ли немцы?» Это был ветврач Никтополион Набель. Он нас по-отцовски успокоил, а то мы зубами от страха цокали. Рассказал об обстановке на фронте, накормил конятиной, которая варилась у него тут же, в русской печи, а потом уложил спать на соломе. Утром напоил чаем, объяснил, как пройти к командиру полка. После такой гостеприимной встречи у нас поднялось настроение, и мы почувствовали себя во фронтовой семье…
Хмельнов Р. Г., старший военфельдшер 409-го стрелкового полка:
— В нашей санроте маршевые батальоны делали привалы, кормились, проходили санобработку и шли дальше, на передовую. Однажды в середине сентября ко мне в блиндаж вошел человек. Мы еще не спали, так как была бомбежка, и медики оказывали помощь раненым. Человек этот сказал, что он военфельдшер батальона, с ним санинструктор, девочка-медсестра, санитар, все они голодные, но сейчас пока не до этого, а хотят отдохнуть. Я спросил его: «Откуда вы родом?» — «Из Ростова-на-Дону, по фамилии Богатых, Иван Иванович». Так мы познакомились, и не думали тогда, что вместе проведем столько суровых дней и ночей, что и за сто лет не прожить. Угостил я его кашей с селедкой. Рассказали каждый о себе. Я рассказал, что из Москвы, там у меня жена и сын, а война застала в Кобрине, под Брестом. Он начал воевать под Белостоком, и тоже за эти три месяца успел повидать многое. Утром гости ушли на передовую, и я не думал, что нам удастся еще встретиться. Иван Иванович Богатых мне как-то сразу понравился: волевой, подтянутый, сообразительный…
Событием для дивизии стал приезд 20 сентября делегации земляков…
Рогожин Н. А., член делегации, в годы войны заведующий военным отделом Горьковского горкома партии:
— В начале сентября в Горький приехал порученец полковника Гришина лейтенант Серый, пришел ко мне в горком и рассказал, что дивизия только что вышла из окружения, вела очень тяжелые бои. Привез приветы от командиров и пригласил приехать на фронт. Было решено послать в дивизию делегацию с подарками от шефов из Сормова, Автозавода и Канавина. Времени на подготовку было очень мало, поэтому подарков успели приготовить немного. Было одиннадцать грузовиков, несколько новых пушек, две бронемашины, а командиру дивизии в подарок от секретаря обкома — легковая автомашина. Ехали мы из Горького своим ходом, и двадцатого сентября были уже в дивизии. Все были нам очень рады, расспрашивали про Горький, задавали много вопросов. Мы говорили, что народ у нас трудится, ждем от вас победы, нам отвечали, что воюем, но вот победы пока нет. Настроение у бойцов было очень хорошее. Мы жили в дивизии неделю и со многими успели переговорить. Все буквально рвались в бой. Мы хотели посмотреть передовую, пока тихо. Вызвали майора Малыха, он показал нам пушки, стреляли для нас три раза. В общем, убедились, что моральное состояние в дивизии хорошее. Нам много рассказывали о первых отличившихся, и я помню, что их было очень много. Увезли домой мешок писем, приветы и еще более твердую уверенность в победе…
Пятого октября в газете «Горьковская коммуна» было напечатано письмо воинов дивизии, в котором они благодарили земляков за подарки и поклялись еще сильней бить врага. Не смотря на общую неблагоприятную обстановку на фронте, дивизия с начала войны добилась серьезных успехов. По данным штаба, за два месяца боев она вывела из строя около 9 тысяч гитлеровцев, уничтожила более 80 танков, десятки орудий, минометов, автомашин, и в срыв «блицкрига» внесла достойный вклад.
Дивизия была готова к новым боям и испытаниям, люди настраивались на долгую и упорную войну, на любые испытания. Казалось, после двух месяцев тяжелейших боев уже нет таких испытаний, через которые не прошла бы дивизия, и ее бойцов уже ничем не удивить. Но многим из них предстояло пережить еще более тяжкие испытания, третье, а для многих и четвертое окружение. Снова кровь, смерть товарищей и неизмеримый солдатский труд.
Надвигались новые грозные и трагические события…
Шапошников А. В.:
— Однажды на глазах у всех — наших и немцев — произошел удивительный случай, имевший потом серьезное значение. Наш пулеметчик подстрелил немецкого мотоциклиста. Ехал он по дороге между нашими и немецкими позициями, но за рекой, решил, как потом выяснилось, срезать угол. Двое наших бойцов, один из них, помню, был красноармеец Богомолов, видя, что немцы ведут себя тихо, сели в лодку и перебрались на ту сторону. Подняли они этого фрица, лежал он под мотоциклом, посадили в лодку и спокойно переехали на нашу сторону. Непонятно почему, но немцы не стреляли, хотя прекрасно видели всю эту картину. Только когда лодка причалила к нашему берегу, открыли огонь из пулеметов, но не попали. Этот пленный мотоциклист первым делом на допросе спросил меня, где здесь у нас ближайшая почта: «Хочу матери пятьдесят марок отправить, в плену они мне не пригодятся». Пленный оказался австрийцем, пекарем из Вены, вез донесение в штаб полка о переброске дивизии на другой участок фронта. Пленный рассказал, что у Баклани стоят части австрийской 18-й танковой дивизии, южнее — 29-й моторизованной, а еще южнее — 4-я и 3-я танковые. Немецкие части на Судости напротив нас должны были сменяться 1-й кавалерийской дивизией…
Гитлеровцы собирали танковый кулак в районе Шостки. Здесь для решающего наступления на Москву изготовилась 2-я танковая группа Гудериана. До начала операции «Тайфун» оставались считанные дни.
